рассказ «Ранее утро»

Предупреждение!
Считаю своим долгом предупредить, что представленный вашему вниманию рассказ содержит в себе сцену детской дефекации. Если вы считаете для себя недопустимым чтение подобного рода литературы, пожалуйста, отложите это подальше, и больше никогда не читайте!

Со всем уважением
КАЙ

Нет-нет-нет, и не уговаривайте меня!
Что бы вы там себе не говорили, а есть особое наслаждение от раннего-раннего утра! Когда, проводив взглядом машину, увозящую жену на международную конференцию с пересадкой на двух вокзалах (сборы совершенно перечеркнули личную жизнь в предыдущие три дня, и выработали во мне стойкое отвращение международным конференциям) ты, выдернув чуть не с корнем вилку телефона, валишься на кровать, в предвкушении отоспаться за все недобранные часы!
В квартире – тишина, за окном – метелица, поземка, белая дорожка… Зима, крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь… его лошадка, снег почуяв, несется рысью как-нибудь…
Тут же в мой полусон въехал тот самый пушкинский крестьянин – похожий на гнома и Деда Мороза одновременно старик в тулупе, валенках и рваном треухе, с густой, сивой бородищей. Он вел под уздцы такого же, как он сам низкорослого пони, поминутно всхрапывающего и тянущего к хозяину большие, «негритянские» губы…
Перед глазами уже маячили синевато-розовые блики и звездообразные каракатицы – верный признак прочно надвигающегося сна, уже онемевшие от холода ноги начали сами собой согреваться, тело охватывало тепло одеяла, а уши улавливали последние звуки окружающей вселенной…
…Шлеп, шлеп, шлеп, шлеп… - нет, это не цоканье копыт крестьянского пони, почуявшего снег. Это маленькие босые пятки по паркету… вдоль по улице метелица метет, за метелицей мой миленький идет… Направление – как у компаса, точно по меридиану: от детской – к моему сонному царству… Меня нет! Прием отменяется до послезавтрашней недели! Я рядом с гномом, помогаю ему вести лошадку под уздцы, слушаю, как он, густо окая, незлобно ругает своего барина…
- Па-а-п! Ну, па-а-а-а-п! - нетерпеливое, столь же неуёмное дерганье за рукав пижамы окончательно отрывает меня от беседы с крестьянином на самом интересном месте: тот как раз тонко намекал на возможность «хряпнуть с морозца по маленькой». Так и сказал: «А не хряпнуть ли, паря, с морозца по маленькой, а?»...
Глаза открываются, зрачки возвращаются на место и фокусируются… впрочем, и без них ясно, что передо мною, не кто-нибудь, а сам Александр Валентинович, во всей красе своих трех лет, стоит у кровати и требует внимания.
- Да, Сашка, что у нас уже стряслось? - детям нельзя грубить. Дурной пример – хуже чумы, потом не отучишь…
- П-а-а-п… Животик болит… - жалостливо тянут надутые губки.
О, а вот это уже серьезно… Такое заявление требует немедленного ответа сил быстрого реагирования… Мигание сигнальной красной лампы под потолком ангара, реактивный транспортир грузно-лениво выезжает на взлетную полосу, к нему бегут с десяток коммандос, заранее размалевавшие квадратные морды аккуратными полосами и увешанные оружием, как новогодние ёлки...
Кстати, скоро новый год… пора ёлку искать…
Мысли прыгают, руки тянутся к столику, очки сами впрыгивают в пальцы, затем, словно испанская наваха, без пересадки – на нос. Сосредоточение, как при взгляде через снайперский прицел. Последняя мысль о крестьянине с его лошадкой. Ускакал гном, убоявшись такого светопреставления, ускакал обновлять свой путь дровнями, как завещал великий Пушкин, как учит коммунистическая партия Советского Союза… нет, это я еще полусонный, но уже просыпающийся…
Сашка стоит у кровати с совершенно несчастным видом. Он без пижамы – уже очень нехороший знак: обычно этот шкодник из нее не вылезает, тем более дома, тем более утром, тем более зимой! Майка, скрученная жгутом на груди, потемнела от испарины, трусики съехали набок, темная прядка волос прилипла ко лбу. Похоже, дело серьезное…
- Ну-ка, залезай ко мне под одеяло, быстро!
Обычно попадание на родительскую кровать мгновенно прекращало у хитропопого Сашки любые жалобы, но сейчас сыночек лежит трупиком на снегу и тихонько постанывает. В глазике (левом) закипает слезинка. Значит, надо действовать энергично. Превентивный воздушный удар по вражеской базе не принес результата – придется высаживать десант. Коммандос, первая готовность! Окаянный «Iron Storm Silver Collection» никак не выметается из головы… наигрался… вернее, переиграл …
- Где болит? - спрашивать надо серьезно, но не грозно, а то показанное место может оказаться больше всего Сашкиного тела… А в голове – тревожный стук: у самого в шесть лет вырезали аппендицит (до сих пор шрам через полживота).
Но сынкин палец указывает не в правую половину («Слава Богу, чисто! Связь с минутным интервалом!»), а прямо под пупок. Трогаю – животик твердый, как лобок моей Галочки перед «этим» делом, но на нажатие Сашка не реагирует…
- Ты давно какал? - спрашиваю я, начиная прозревать истину. Истина, она всегда где-то там. Это вам любой агент Малдер скажет.
- Не помню… давно…
- Трам-тара-рам! - это я не вслух, вы что, при ребенке! Я ж вам не Сэм "Порву-всех-нафиг" Серьезный, постоянно отпускающий шуточки а-ля Дюк Нюкем, словарный запас а-ля сантехник дядя Вася из соседнего ЖЭКа. Но в такой ситуации иначе и не скажешь! Вот результат последних сумасшедших трех дней – совсем забыли о ребенке, сами на сухомятке сидели и он тоже. Черт бы побрал все эти международные конференции!
Но руганью не поможешь, надо принимать меры… И быстро. Сначала – снять с сыночка мокрое, раздев догола безвольно-послушно подчиняющее мне родное тельце. Потом – осторожно обтереть и укрыть одеялом по самое горлышко.
- Лежи тихо, Сашенька, потерпи, сейчас папка все сделает…
Сокровище печально кивает. Его глазки становятся похожими на черепашьи, та же тоскливая безнадега и мысли о былом, давно прошедшем, невозвратимом…
Встаю («Застава, в ружье!»), влезаю в халат («Выдвигаемся на позиции, быстро-быстро!») и – в детскую за новым бельем. Вот оно – маечка, трусики… ну, ладно, они нам пока не понадобятся… Теперь назад («Все в укрытие! Вертолеты справа!» - черт побери, точно пересидел за компьютером…)
Сашкина голова торчит из-под одеяла, глаза все такие же тоскливые…
- Так, давай наденем… - минута – и майка надета. Хорошо, первый тайм мы уже отыграли… готовимся к следующему этапу.
Чайник на кухне еще теплый, литровая керамическая кружка со смешными рожицами стоит на полке. Беру из холодильника тюбик с детского крема, и несу всё это на журнальный столик у кровати. Даже не приглядываясь видно, что сыночку плохо: за моими манипуляциями Сашка наблюдает без малейшего интереса.
Теперь самое главное… («На вас возложена важнейшая миссия, лейтенант Джеймс Андерсон…» - разобью монитор к чертовой матери!) В ванной, в стенном шкафчике, грустно прислонившись друг к другу, стоят два оранжевых баллончика – большой, пузатенький с длинным белым носом и поменьше – резиновый.
Большой – семейная реликвия. Когда Галочка была на последнем месяце, она однажды попросила поставить ей клизму, что обычно делала только сама, но из-за большого живота на этот раз не смогла. Это была некая особая степень интимного доверия, и, помню, как от волнения и возбуждения дрожали руки, когда я сжимал тугую резиновую грушу…
Очевидно, моё возбуждение передалось Гале: вернувшись из ванной комнаты, она снова легла на бочок, и из-за плеча так посмотрела на меня, что не отреагировать на ТАКОЙ взгляд мог бы разве что разложившийся в саркофаге труп. Меня словно подняло в воздух, стремительно бросило к ней и, неожиданно для обоих мы совершили первый в супружеской жизни “нетрадиционный” секс.
И пока мы лежали, прижавшись друг к другу, медленно, - смакуя, - разбираясь в новых ощущениях, что-то ускорилось в Галкином организме: не прошло и часа, как удивительно легко для первого ребенка, на свет появился Сашенька...
Но то воспоминания, а сейчас этот самый Сашенька ждет помощи. Мысленно матеря 4X Studio за ее прилипшую к мозгам игрушку, беру “меньшого брата”, сдергиваю с сушилки полотенце, вытаскиваю из-под раковины синий, пластиковый горшок – и вперед!.. Второй раунд закончился со счетом 2:0 в нашу пользу.
Теперь самое главное – не испугать и без того измучившегося сыночка.
- Ну вот, сейчас мы твой животик вымоем изнутри… и все пройдет…
Сашка покорно позволяет вынуть себя из-под одеяла, переложить на полотенце, и, по моей просьбе, становится на четвереньки, выставляя не прикрытую короткой майкой попку. В это время опущенный в кружку с водой баллончик с легким хлопком расправляет свои оранжевые бока. Смазываю пластмассовый носик кремом и приступаю к решительному штурму вражеских позиций.
Присев на край кровати, я осторожно размыкаю половинки Сашкиных “булочек”, стараясь разглядеть темную, сморщенную дырочку, нервно игнорируя взглядом крошки-яички и маленькую, толстенькую писеньку…
Наконечник неглубоко проскальзывает внутрь, и я чувствую, как под обнявшей его рукой напрягается сыновнее тело. Он начинает тихонько ерзать коленками, словно прислушиваясь к ощущению от впервые проникшего инородного предмета, и у меня появляется крамольная мысль, что я некоторым образом лишил Сашку невинности…
Вскоре треть содержимого клизмы доставлена по назначению и наконечник уже легко входит до конца между молочно-розовых половинок. Медленно продолжая сжимать пальцы на груше, я поглаживаю оттопыренную попку, спускаясь ладонью по внутренней стороне ляжек до тыльной стороны коленок… ласково, как котеночка…
- Вот и всё… половина дела сделана…
Действую осторожно и быстро – вытаскиваю наконечник из Сашки и кидаю грушу обратно в кружку, а сам, уже двумя освободившимися руками обхватываю маленькие “мячики“ и прижимаю их друг к другу.
В ответ сыночек недовольно кряхтит и, елозя ногами, пытается вырваться. Вот здесь не помешает немного строгого голоса:
- Потерпи… не дергайся, как живой…
Сашка сердито сопит, но замирает – что и требовалось.
Так, теперь «задачка на выживание»: не разжимая попки, подхватить моё маленькое чудо под грудку и перенести на горшок для проведения ковровой бомбардировки противника с воздуха (о, «Iron Storm» - твои объятья жутки!).
Получилось, мастерски проведенная операция, поздравляю, капитан Андерсон! У сидящего на синем пластике Сашки бровки сходятся в одну линию, носик морщится, словно она собирается чихнуть и… сквозь плеск вырвавшейся наружу воды, раздается шмякающий стук “окаменелостей” в дно горшка. Выражение напряженного ожидания на сыновней мордочке сменяется радостным удивлением и облегчением, он снова розовеет, и в глазках, впервые за все утро, появляются знакомые озорные искорки…
Вот он и закончил, о чем хихикая сообщает. Осталось только подтереть, точнее, вытереть попку многострадальной ночной маечкой (все равно в стирку!) и решиться повторить, для надежности.
Теперь Сашка уже не от слабости, а с сознанием правильности дела, снова становится “котькой“, сам подтягивает коленки к животу и оттопыривает свои очаровательные половинки, на котором поблескивают нестертые капельки воды, так что мне не приходится искать заветную дырочку.
Баллончик снова приобрел право называться “грушей“, и легко входит наконечником в цель. Сашка затихает и оценивает разницу ощущений между первой и второй («перерывчик небольшой!») процедуры.
Вытащив отбомбившуюся клизму, на этот раз я не сжимаю сыновних “булочек“, а просто прижимаю кончик большого пальца к подрагивающему отверстию, словно пломбирую, и снова поглаживаю Сашу от поясницы до коленок.
Ровный и спокойный шум второй порции воды, низвергающейся маленькой Ниагарой в горшок, свидетельствует о том, что проблема полностью ликвидирована, враг бежит, бежит, бежит, можно просверлить новую дырочку в лацкане для новой медали, а мы с Сашкой – просто молодцы.
Вот теперь - насухо вытерев милую попочку и укрыв сыночка одеялом, - я выношу «результаты наших трудов» в туалет, выплескиваю их жестом солдата, бросающего к ногам маршальского коня вражеский орласто-свастиковый штандарт, сливаю воду, мою руки, и направляюсь в детскую за чистыми трусиками.
Взяв в руки невесомый лоскутик, я неожиданно для самого себя поразился: какое же теперь чувственное белье делают для таких малышей, и вспомнил тускло-черный сатин и мутно-голубой трикотаж на подружках своего детства (а ведь все равно волновало…). «Да что их – ты себя, себя вспомни…» - подумалось. Ох, не надо про то, а то я выть пойду!..
Поскорее вернувшись в спальню, я обнаружил, что сыночек уже спит, занимая собой бóльшую часть двуспальной кровати. Да так сладко причмокивает, такой в этот момент мой Сашка был красивенький, что из-за надевания трусиков я решил его не будить, а осторожно приподнял одеяло и лег рядом.
Почувствовав посягательство на уже захваченную территорию, сыночек повернулся на бочок и забросил голую ножку на мое бедро. Ощущая прижавшийся к моему боку теплый и мягкий животик, я подумал, что утро сегодня действительно хорошее, что у меня самый милый на всем белом свете сынулька, любимая жена, и что я, скорее всего, счастливый человек…

к о н е ц

13.01.2008